Перевожу
_____

Визит к Минотавру.

Или почти к Минотавру.
Ничего страшного - все там были, по крайней мере дамы уж точно. Да и господа не станут отрицать, что хоть раз-другой, хоть и до рождения или в процессе оного... я вообще-то о гинекологах, ага.
Тут вчера возник такой вот занятный разговор:
"А интересно, у мусульман практикуются партнерские роды?" - и я сказала, что не знаю.
А френдесса моя [info]pasafadini и говорит:
"Наш родственник работал на самом восточном востоке в курдской деревне врачом.
У них принято, когда во время родов мужчины (родственники, и даже не один) сидят и наблюдают за процессом. Прямо напротив, так сказать. Партнерскими родами это назвать нельзя, но все же".
Конечно, нельзя.
Родственники-мужчины наблюдают за процессом - знаете, с какой целью? С целью самой благой и высоконравственной: чтобы с их личной женщиной чего не вышло.
Ну не могут они оставить свою жену или сестру наедине с мужчиной, понимаете?
Если все врачи гарантированно женщины, то тогда еще ладно, но если хоть анастезиолог... где набрать столько женщин врачей на весь восток нашего востока, а?
И ту же картину наблюдаем мы при каждом визите к Минотавру - ибо разве восточный мужчина может позволить своей жене, даже если у него их четыре штуки, остаться в закрытом помещении с врачом-гинекологом? И хоть в кабинете есть медсестра - призрак группового секса, что ли, бродит в голове того типично восточного мужчины, но он такого безобразия, как визит к Ми... гинекологу то есть, допустить не может.
Только при нем.
В нашем западном и вольном городе Измире полно понаехавших с отнюдь не вольного востока, и в поликлиннике частенько можно наблюдать заходящие к гинекологу пары - женщина и ее муж, он же телохранитель, то есть хранитель тела в самом прямом и примитивном смысле этого слова.
Когда я сама впервые попала к турецкому гинекологу... было это давно, очень-очень давно, гинеколог тот практиковал по совместительству в поселке, где шло советско-турецкое строительство некой огромной и, как потом выяснилось, никому не нужной и вредной для экологии ТЭС, и мы, советские дамы, по очереди с дамами турецкими периодически того юношу навещали.
Так вот - пришла молодая я к турецкому гинекологу.
Он был нашим соседом по лестничной клетке, мы здоровались, он говорил по-английски, и я это знала. Поэтому советского мужа с ребенком послала погулять и - "Хэллоу! - говорю. - Где тут у вас что?"
Доктор посмотрел странно и спросил, где есть сейчас мой муж.
Я сказала, что он гуляет с дочкой, и огляделась в поисках гинекологического кресла. Оно обнаружилось, но медсестра, не знавшая английского, что-то озабоченно залопотала доктору.
"Вы подождете мужа?" - спросил он.
"Зачем?" - удивилась я. И дала понять, что готова к осмотру.
Они переглянулись, отвели меня за ширму, где было кресло, и выдали довольно большую, явно стерильную и накрахмаленную простынку.
Культурно, оценила я.
Я постелила простынку на вряд ли стерильное само по себе кресло, сняла все, что нужно, улеглась сверху и кликнула доктора.
Он кликнул медсестру, они вошли - и поимели культурный шок.
Культурный шок был так ясно написан на их лицах, что я натюрлих спросила: "А что, собственно, за...? Что бы это значило, что вы этак вот вытаращились?"
Ей-богу, гинеколог вел себя так, как будто тетку на гинекологическом кресле он видел впервые в жизни.
Потом я ему посочувствовала, потому что это и правда было у него... в первый раз, ага.
Понимаете, ту простынку стерильно-крахмальную выдали мне - чтобы прикрыться! Чтобы я не стеснялась и не вгоняла врача в гроб, в краску и культурный шок.
На мне была юбка и все остальное выше нее, он был гинеколог - чем я могла его удивить, ну чем?
Медсестра задергалась и попробовала выдернуть хоть часть простынки из-под меня. Но я очень хорошо прикрыла нестерильное кресло стерильной простынкой, и у нее ничего не вышло. Тогда она метнулась куда-то и набросила на меня другую простынку, прикрыв меня от шеи до почти щиколоток.
Кресло и все остальное, что, как предполагалось, будет осматривать гинеколог, осталось глубоко и целомудренно прикрытым.
Доктор взял себя в оперчатанные уже руки и протянул те руки куда положено.
И тут культурный шок случился у меня.
Проделывая свои манипуляции, доктор, не отрываясь, смотрел мне в глаза.
Да, у меня красивые глаза, все всегда говорили, но гинеколог на посту... он, что, окулист? Он в своем уме-то?
Я отводила глаза, прикрывала их, мы вели беседу на сугубо гинекологические темы, но доктор ни разу не посмотрел туда, куда, по-моему, ему бы следовало.
Гораздо позже, повидав немало здешних гинекологов и каждый раз встречаясь с ними взглядами поверх натянутой на меня от подбородка до щиколоток стерильной простынки, я поняла: мой первый турецкий доктор был совершенно вменяем. Просто смотреть на половые органы женщины здесь не рекомендуется даже гинекологам.
Нет, не спрашивайте меня - как!
Как они учатся - наощупь ли, по картинкам ли, только ли в анатомичке (и можно ли хоть в анатомичке-то?); как они работают под этими простынками, я не знаю, но они это делают, да. Исключение составляют разве что операции и роды, и потому очень и сугубо восточные мужчины вынуждены при этом присутствовать: как бы чего не вышло, кроме ребенка, ага. Вдруг доктор как-нибудь не так потрогает их женщину, Минотавры же так опасны, все знают.
Интересующимся могу сообщить, что и в Измире по-прежнему выдают простынку, чтобы прикрыться.
Чтобы постелить на нестерильное кресло или кушетку, не выдают, и я стелю ее под, а не на.
Ибо иностранка и имею право быть ненормальной.
Как правило, сестра приносит вторую простынку и прикрывает меня, хотя я, наученная прошлыми визитами к минотаврам, надеваю самую длинную и широкую юбку, чтобы им было не так страшно.
Когда несколько лет назад я пришла сделать ультразвук и гинеколог-мужчина, не оборачиваясь от стола, на автомате произнес: "Стелите пеленку на кушетку, раздевайтесь, ложитесь!" - я с облегчением засмеялась: я же в Питере, господи!
Кстати, тому первому доктору я даже предложила глянуть на объект-то. Что ж все по картинкам да муляжам-то!
Но доктор был тверд и удержался от соблазна.
(с)

Я сама люблю Турцию, а Стамбул - особенно. Но НИКОГДА! не охаю ни один российский город. (с)